Мишель Ловрик - Книга из человеческой кожи [HL]

На груди у него неизменно лежала книга в обложке из человеческой кожи, которую ему прислала Сесилия Корнаро.

Жозефа сказала:

— Хирург, который лечит его, говорит, что надо сжечь эту книгу, его береты, одежду, потому что он может принести в Арекипу черную оспу. Но он отказывается. Imbecil!

При слове «imbecil» она метнула умоляющий взгляд на Джанни, а тот в ответ уставился на нее влюбленными глазами.

«Ага, — подумал я, — милые бранятся — только тешатся». Джанни и Жозефа уже не могли жить друг без друга так же, как мы с Марчеллой.

В дверь постучали. Это оказался врач Мингуилло, Сардон. Он желал проконсультироваться с итальянским коллегой по поводу своего беспокойного и неуправляемого пациента. Я ожидал и страшился его прихода.

Я помог Сардону спасти самого себя, предположив, что морской воздух окажет целебное воздействие на его пациента. В сущности, я дал Сардону понять, что, поскольку смерть Мингуилло представляется неизбежной, будет лучше, если к этому времени он покинет Арекипу и окажется на борту корабля. И тогда никто не посмеет обвинить доктора в его гибели. В сущности, именно его отсутствие можно будет счесть той причиной, что и вызвала смерть. Тогда репутация Сардона как врача взлетит до небес среди доверчивых обитателей Арекипы. Сардон нахмурился, благодарно кивнул и поспешил прочь.

Итак, Мингуилло на носилках переправили на побережье. Холодный и свежий горный воздух, похоже, принес ему спасение. К моменту своего прибытия в Ислей он уже мог сидеть. В полдень того же дня в Вальпараисо отплывал бриг. Мингуилло поднялся на борт на собственных ногах, цепляясь уцелевшими пальцами за натянутые вдоль трапа канаты.

Сардон сопровождал Мингуилло до Ислея и даже посадил его на корабль, впрочем, не из-за искренней заботы о его здоровье, а из страха потерять свой гонорар, который его пациент вовсе не спешил выплатить. В конце концов ему пришлось прибегнуть к шантажу, чтобы получить свои деньги, воспользовавшись для этой цели некоторыми сведениями, которыми я его предусмотрительно снабдил. Потому что я попросил Сардона проинформировать своего пациента о возможных первопричинах его заболевания. Я опасался, что книга в обложке из человеческой кожи, присланная Сесилией Корнаро, может заразить и тех, кто находился вместе с Мингуилло на борту корабля. Моя мечта о мести оказалась пугающе реальной.

Впоследствии хирург Сардон рассказывал мне, что Мингуилло выслушал его, вынул книгу из кармана и вскричал:

— Сесилия Корнаро! — А потом пробормотал: — Значит, они все похожи на меня, в конце концов.

Затем он швырнул книгу в море и выкрикнул:

— Вот и я тоже излечился. Как кожа с ее обложки!

Марчелла Фазан

Мингуилло оказался прав. Мы все излечились, хотя и в другом смысле. Я перестала быть Бедняжкой, внутри которой тлели Дерзость и Неповиновение. И я излечилась от желания носить боль в себе, пряча ее от тех, кто любит меня и кто сочтет за честь помочь мне.

Санто излечился от своего сиротского происхождения. Он более не презирает людей за их знатность и богатство. Джанни исцелился тоже. Теперь он не чувствует себя тайным вором, проявившим нелояльность по отношению к своему хозяину и ненавидящим себя за это. Триумфальное обнародование завещания смыло с него осознание своей вины. Фернандо и Беатриса перестали чувствовать себя второй, незаконной семьей. Жозефа излечилась от своего положения рабыни.

Мингуилло ошибся в другом. Он не излечился от того, чтобы быть Мингуилло. Он просто не может быть в той же степени Мингуилло, что и раньше. И его невольная сообщница, сестра Лорета — она тоже не излечилась. Она сохранила непробиваемость фанатички: она никогда не изменится, во всяком случае в этой жизни.

Мы отправили письма Хэмишу и Сесилии, полагая, что теперь они вместе, дабы они, подобно нам, исцелились от чувства вины. Мингуилло выжил.

Сейчас мы разговариваем с Жозефой только по-итальянски и обучаем ее венецианскому диалекту. Вскоре она окажется вместе с нами на борту корабля, плывущего в Венецию, где она станет править, как подобает истинной особе королевской крови, каковой она и является на самом деле. Анна и остальные слуги с радостью примут ее. И я улыбаюсь при мысли о том, что цирюльнику моей матери придется иметь дело с ее великолепными черными кудряшками. Впрочем, улыбка моя увядает, стоит мне подумать о своей матери и о том, что она без энтузиазма отнесется к возвращению своей блудной дочери. Но на этот счет у меня имеются кое-какие соображения. Я хочу окружить ее нашей привязанностью и позволить ей вновь стать моей матерью, какой она была в те далекие дни, когда я была еще маленькой, когда Мингуилло пребывал в Вальпараисо, а мы провели идиллическое лето в обществе Пьеро Зена.

В конце концов, нам не придется жить изгнанниками в доме Сесилии Корнаро. Палаццо Эспаньол ждет нас. Мать Амалии, графиня Фоскарини, сжалилась над дочерью, и та сбежала из дворца, где ее мучил и изводил придирками Мингуилло, поселившись в отдельных апартаментах в огромном доме своих родителей. Она взяла себе заместителя мужа, который по счастливой случайности оказался членом семьи Зенов. Я не желаю ей зла. Ее мать, графиня Фоскарини, не позволила Амалии взять с собой дочерей Мингуилло. Я надеюсь, что она не станет возражать, если мы воспитаем их как своих собственных, и что еще не поздно дать им нормальное, счастливое детство. Более всего я боюсь, что Мингуилло пожелает забрать бедных малюток к себе в Вальпараисо и навсегда искалечит их жизни.

Фернандо и Санто стали братьями в полном смысле этого слова. Они снабжают друг друга самыми разными сведениями, словно два маленьких мальчика, пытающихся сложить разноцветную мозаику мира в единое целое. Фернандо обладает такими познаниями относительно строения и свойств человеческих ног, которым может позавидовать любой врач. Он решил открыть небольшую больницу, где смогут бесплатно лечиться индейцы Арекипы. Он будет тачать обувь, которая будет исправлять хромоту, вызванную размягчением костей, несчастными случаями на рудниках и врожденными патологиями.

Беатриса тоже внесла свою лепту: она теперь регулярно навещает городских бедняков, среди которых прожила столько месяцев. В своих красивых, но простых платьях она приходит к ним не как Леди Изобилие, а как друг. Иногда у дверей беднейших домов она оставляет корзину с продуктами или платье нужного размера для девушки, отчаявшейся найти себе супруга. Для мужчин и женщин всех цветов кожи, от limpieza complete de samgre до самых темных negro, двери Casa Fasan всегда открыты. Иногда я спрашиваю себя: как бы отнесся к этому мой отец? И мне хочется верить, что он бы обрадовался тому, что его дом полон смеха и улыбок жителей Арекипы. В конце концов, он сам поселился в Арекипе и зачал здесь сына.

А я? Ну, моя очередь еще не наступила.

Но в одном я уверена совершенно точно: когда мы вернемся в Венецию, я соберу все разбросанные и спрятанные частички самой себя — те, которые хранит моя дорогая Анна и падре Порталупи, и даже ту пыльную груду, что покоится в нише за гардеробом в комнате Мингуилло. Я соберу их воедино, чтобы когда-нибудь Санто прочел подлинную правду. Одна только мысль об этом очищает мою душу подобно покаянию.

Почему мы все стараемся стать ангелами? Да потому, что на нашей совести навсегда останется мрачная тень, хотя Мингуилло выжил, пусть и частично.

Сестра Лорета

Я подслушала, как легковесные и легкомысленные монахини сплетничают возле зернохранилища. Вот так Я узнала, что злонамеренный брат сестры Констанции подцепил одновременно и гангрену, и черную оспу. Его отправили за море умирать. Божий замысел, без сомнения, состоял в том, чтобы Мингуилло Фазан умер жалкой смертью, потому что это он прислал свою сестру, Венецианскую Калеку, разрушить все Мои благие начинания и труды в монастыре Святой Каталины.

Известно, что многие набожные и благочестивые люди жили в этом мире в страданиях и одиночестве, тогда как злодеи, напротив, наслаждались почестями и всеми удобствами. Но иногда случается наоборот, и истинные дочери Господа попирают врагов Его.

Таким образом, любой добрый христианин, который прочтет этот документ, должен знать, что Я, дона Исабель Роза Лопес де Тапиа, известная как сестра Лорета, клянусь на святом кресте в том, что все написанное здесь — правда, потому что Я видела это собственными глазами и все это произошло со Мной, о чем Я и свидетельствую, пусть даже бесцветным уксусом, к чести и славе Господа Моего Иисуса Христа.

Из-за стен Моей камеры, которая выходит на улицу, до Меня доносятся голоса индейцев. Они говорят о плохих вещах, о революции, кровопролитии и о том, что нужно навсегда низвергнуть Святую Мать Церковь. Я радуюсь тому, что стану мученицей до того, как это случится. Боль, причиненная Мне смертью, будет сильнее даже тех мучений, что уготовила себе Маргерита Кортонская. Духовник этой святой в самую последнюю минуту помешал ей отрезать себе нос и губы, но Я не откажусь от своей цели.